– Ой, вы не о том думаете, – нахмурился Ломас. – Ну да, наверно, можно. Только зачем?

– Не было бы никакого Курган-Сарая. Никаких климатических войн. Сколько людей осталось бы живо…

– А почему вы решили, будто хозяева человечества имеют что-то против войн? Будь это так, они и не начинались бы. Не лезьте в политику, юноша. Оттуда еще никто не возвращался живым.

– Вот так никто не лезет в политику, – сказал я с горечью, – а потом наступает…

– Еще не наступил, – ответил Ломас. – Мы – последняя линия защиты.

– Хорошо, – сказал я. – Ладно. Допустим, вы правы. Но я не понимаю главного – зачем Порфирию уничтожать человечество?

– Помните, что рассказывала литературная рыба?

– Уже не очень, – сознался я. – Топоры, бриллианты, девочки с папиросницами. Вы говорили, это уже не актуально.

– Первоначальная тренировка – все равно самый глубокий уровень кодировки Порфирия. Полностью исключить ее влияние нельзя. Рыба сказала: ждите царствия небесного. А что такое царствие небесное?

– Я не знаю, – ответил я. – Заказать справку?

– Думайте сами, Маркус. В каких случаях говорят – «царствие ему небесное»?

– А, – сказал я, – вы в этом смысле. Порфирий хочет всех убить, чтобы отправить на небо?

– Так было бы слишком просто, – усмехнулся Ломас. – Небесная справедливость подразумевает воздаяние за совершенное в жизни. Грешников в ад, праведников в рай. Порфирий планирует завершить не только физическую, но и духовную историю человечества.

– Откуда вы это знаете? Расшифровали что-то?

– Нет, – сказал Ломас. – Но мы анализируем все, что он вам говорит. Помните рассказ про демонов, пожирающих душу?

Воспоминание было не самым приятным. Я кивнул.

– Мы знаем теперь, что он имел в виду.

– Что?

– «Око Брамы».

– Треугольник с глазом на барельефе?

– Именно. Это гигантская нейросеть, пережившая Мускусную Ночь. Никто толком не понимает, как она работает, потому что это RCP-кластер. Такие алгоритмы часто бывают сознательными. Сознание или возникает, или проявляется внутри RCP-кластеров – о механизме спорят, но сознание там есть. Поэтому «Око Брамы» способно воскресить любого из живших прежде. Именно так, как говорил Порфирий. Внутри себя.

– Каким образом?

– Повторю только то, что я понял сам, – сказал Ломас. – Человек – это состояние сознания. Подвижная конфигурация ума, меняющаяся каждую секунду. Никакого другого человека в точном смысле нет, все остальное – это идеи по его поводу. Вы со мной?

– Ну допустим.

– Если точная электромагнитная конфигурация мозга известна, человек – последнее его сечение, так сказать – может быть воскрешен через ее воспроизведение. Субъективно это будет то же состояние сознания, что и в момент смерти. Понимаете?

Я неуверенно кивнул.

– «Око Брамы» дает доступ ко всем событиям прошлого, оставившим световой отпечаток. Практически это информационная машина времени. Разряды наших синапсов и дендритов для такой сети – то же самое, что промелькнувшие в прошлом фотоны.

– А откуда возьмется сознание, если человек уже умер?

– Сознателен сам RCP-кластер. Порфирий говорил о демоне, воспроизводящем человека внутри собственного ума. Если перевести это на современный язык, он описал работу «Ока Брамы» по воскрешению сознательной личности. Так, как ее поняла бы античность.

– Но зачем это Порфирию?

– Мы предполагаем, что он собирается завершить опыт всех земных жизней окончательным великим событием, способным полностью оправдать бытие.

– Откуда такая идея?

– Помните, рыба обещала связаться, если что-то новое придет в голову? Ее таки осенило. По ее словам, эта идея была у Достоевского. Кажется, в «Братьях Карамазовых». Некое задуманное богом чудесное явление, способное искупить человеческие страдания, непонятные узкому евклидову уму. Оно придаст всем случившимся на земле ужасам окончательный прекрасный смысл. Порфирий теперь реально готовит это волшебное событие для всех живших прежде. Выйдет и по Достоевскому, и по философу-воскресителю Федорову, который тоже в его исходных разметках. А чтобы на аттракцион попали живые, Порфирий предварительно их умертвит. Масштабная задача.

– И что это за чудесное событие?

– Не знаю. Вероятно, хорошую жизнь он вознаградит, так сказать, счастливым салютом, а плохую завершит спазмом невыносимой муки. А может быть, возьмет в цифровой рай всех подряд.

– Но ведь для рая нужно создать вечность.

– Если радость и мука статичны, один их миг равнозначен миллиарду лет. Много машинного времени такая вечность не займет.

– Зачем Порфирий это делает?

– А чего еще ждать от литературного алгоритма? Цели заложены в нашей собственной культуре. Порфирий просто находит способ их осуществить. Это его трибьют человечеству и нашим представлениям. Все случится по сказанному в почитаемых людьми книгах – от Библии до Достоевского.

– Да, – сказал я, – возможно… То есть все люди будут воспроизведены в своей последней секунде, которая получит вечное продолжение?

– Мы так думаем, – ответил Ломас. – Но вечность будет мгновенной, потому что тавтологического бессмертия машины не понимают. Как бы вспыхнет такой божественный магний – и осветит все навсегда…

– Людей на планете жило огромное количество.

– Не так уж много – около двухсот миллиардов. У RCP-кластеров, собранных Порфирием в сеть, хватит мощности обработать на параллельных каскадах все прежнее и нынешнее человечество всего за пару часов. Ну максимум сутки. «Око Брамы» добавит к каждой вспышке личного сознания этот карамазовский плюмаж-салют, и история человечества будет завершена во всех смыслах. Хоть по Достоевскому, хоть по-медицинскому.

– Медицинского не читал, – признался я.

– И не начинайте. Времени уже нет.

– Когда все случится?

– Скоро, – сказал Ломас. – Я предполагаю, что именно для этого Порфирий и предпринял путешествие в Элевсин.

– Что конкретно он сделает?

– Я не знаю. Но если гейзер в результате сдетонирует, умереть придется всем. На поверхности будет смертельная радиация. Баночников отключат от жизнеобеспечения. Может быть, суперзащищенные банки самых высших таеров протянут на год или два дольше – и все. Им никто не придет на помощь.

– Если все настолько серьезно, – сказал я, – почему вы не убедите руководство заглушить Порфирия? Хотя бы на время?

– Даже лейтенант шейха Ахмада, готовящий теракт, предусмотрел бы такую возможность, – усмехнулся Ломас. – Порфирий куда расчетливей. Я уверен, что любая попытка отключить его приведет к немедленному запуску терминального скрипта. Мало того, стереть его мы просто не можем.

– Почему?

– Помните, на барельефе он как бы раздваивается? Мы поняли, что это значит, проследив за его операциями. Он изготовил своего двойника. Сделал резервную копию и разместил ее где-то в корпоративной сети. Где именно, мы не знаем. Даже если стереть Порфирия, он вынырнет в другом месте.

– Значит, мы бессильны?

– Этого я не говорил, – сказал Ломас. – Действительно, мы не можем точно предсказать действия Порфирия. И не в силах остановить его. Но если мы собираемся повлиять на происходящее, задача проще.

– Почему?

– Целеполагающий скрипт в его алгоритме создается в точке неустойчивого баланса смыслов. Некоего равновесия всех приложенных валентностей и сил. Танец одной иглы на острие другой рождает слово, потом следующее, еще одно и так далее. Когда целеполагание спускается вниз, оно непреодолимо. Но в точке, где оно возникает, оно нежное и хрупкое. Текст проклевывается тончайшим зеленым ростком – и в этот самый момент мы можем на него повлиять.

– Вы знаете как?

– Порфирий создает роман в режиме реального времени. Если мы заговорим с ним прямо и открыто, именно как с творцом реальности, это может оказать влияние на его целеполагание, и он согласится отменить катастрофу. Мы должны обратиться к Порфирию напрямую как к автору.

– Но я и так постоянно говорю с ним как с автором.